Рассказы
Опубликовано: 12/04/02

Мы с мамой и еще парой знакомых возвращались с вечерней прогулки. Шли не спеша. Я, как всегда, рыскал по дороге и пристально вглядывался в освещенные фонарями участки. В моей банке уже топталось штук пять экземпляров жужелицы золотисто-блестящей, а в спичечном коробке, медленно, но верно превращая его в труху, работала своими короткими мощнейшими челюстями самка жука-оленя. Улов за день был очень богат.

Вдруг издалека под фонарем я заметил странный предмет. Он напоминал скомканную бумажку, но меня поразила его симметричность. Подойдя ближе, я едва не закричал. Прямо на дороге, неподвижно, сидела огромная бабочка, полурасправив крылья. Огромная — это слабо сказано. Больше летучей мыши. Искусственный свет фонаря не давал подробно рассмотреть ее окраску, но меня привела в восторг красота рисунка. Это было настоящее, живое произведение искусства. Мысленно пролистав иллюстрации к четвертому тому "Жизни животных", я определил находку — олеандровый бражник.

Бабочка эта уникальна во многих смыслах. Все энтомологи сходятся в том, что это самая красивая ночная бабочка Европы. Ее красоту сложно передать словами, иллюстрации тоже не могут дать о ней нужного представления — бабочку нужно видеть воочию. Тонкие, как в сновидении, переходы темно-зеленых, кремовых, черно-серых, оливковых, золотистых и нежно-розовых тонов... Но красота ее не ограничивается окраской. Бабочка эта — рекордсмен среди насекомых по скорости полета. Она способна развивать 60 километров в час. Поэтому ее тело отличается совершенством форм, напоминая современный истребитель. Туловище, почти идеальной веретенообразной формы, имеет 6 сантиметров в длину. Узкие длинные передние крылья с усиленной передней опорной жилкой и крошечные задние, напоминающие стабилизаторы, не оставляют сомнений в том, что они предназначены для скорости. Олеандровый бражник просто поражает своим совершенством, с какой стороны ни глянь.

И вот это совершенное создание сидело у меня прямо перед глазами и не делало никаких попыток улететь. Рассмотрев его так близко, как только возможно, я увидел, что бабочка совершенно не "облетана". Все чешуйки были на месте, все волоски. Нигде ни единой проплешины. Заметив у дороги куст олеандра, я понял, в чем дело. Бабочка только что вылупилась из куколки. Она сидела на дороге, ожидая, пока сморщенные вначале крылья приобретут нужную форму, пока жилки в них наполнятся гемолимфой и отвердеют. Я увидел, как бабочка при мне стала выпускать из брюшка капли красноватой жидкости. Мое предположение подтвердилось. Сейчас она избавлялась от лишней "куколочной" жидкости, освобождала свои воздушные мешки.

Мама с компанией подошли поближе, восхитились красотой бражника (сложно было не восхититься), а потом присели на скамейку, обсуждая, кажется, мое увлечение энтомологией. Я же напряженно думал, что мне делать. Сейчас бабочка совершенно беспомощна. Ее запросто можно унести с собой. Но что с ней делать потом? У меня в то время не было даже расправилки. Держать живую бабочку в банке бессмысленно — она тут же побьется о стекло, пытаясь улететь, и потеряет всю свою красоту. Мало того, даже просто прикоснувшись к ней руками, можно ее изуродовать — на пальцах тут же останется толстый слой чешуек и обломившихся волосков. (Уже потом я узнал, что бражники среди коллекционеров считаются самыми сложными в обращении бабочками — их ловят специальными сачками из очень гладкой ткани, и тут же сквозь сачок делают укол алкоголя, чтобы обездвижить) В общем, как ни крути, я не мог воспользоваться этой роскошной добычей. Я лишь наблюдал и восхищался.

На моих глазах бабочка преображалась. Длинные крылья стали еще длиннее. Тело потеряло мешковатость, заполнилось воздухом и, видимо, отвердело. Бражник начал топтаться на месте и шевелить усиками. Вид у него был при этом довольно потешный. Наконец крылья его пришли в движение. Он, как будто для пробы, сложил их вдоль тела домиком, а потом неожиданно раскрыл их во весь 11-сантиметровый размах. Крылья, очевидно, слушались прекрасно. Я понял, что сейчас мне предстоит увидеть первый взлет.

Тело бражника задрожало. Контуры тела размазались от вибрации, но крылья пока оставались неподвижными. Бабочка прогревала свои мощнейшие крыловые мышцы. Прогревала в буквальном смысле, темперетура ее тела медленно увеличивалась. Из брюшка опять стали сочиться капли, очевидно, наружу выгонялись последние остатки растворившегося личиночного тела. Наконец, дрожь передалась крыльям. Их кончики стали вибрировать с увеличивающейся амплитудой, я услышал шелестящий гул. Я почувствовал, что покрываюсь холодным потом, потому что картина была, не побоюсь этого слова, величественной. К тому времени я уже давно увлекался насекомыми, и в моем мозгу успела произойти своего рода переоценка размеров. Насекомые уже не казались мне мелкими. Например, та самка жука-оленя, которая грызла мой спичечный коробок, представлялась мне размером с буйвола и вызывала соответствующие ощущения. А сейчал я видел, как огромный сверхзвуковой лайнер продувает турбины и выруливает на взлетную полосу.

Бабочка побежала по кругу. Это был первый взлет, при котором легко допустить оплошность. Учитывая размер и мощность крылового комплекса, так легко разбиться, пока не освоишься в новой воздушной среде. Бражник хотел обрести уверенность в себе еще до отрыва от земли. Бег все убыстрялся. Крылья уже вибрировали с такой силой, что я лицом чувствовал ветер. Еще немного — и кончики крыльев коснутся асфальта, поднимется пыль из чешуек, сломаются дистальные жилки, лопнет на них кожистая перепонка, и бабочка останется инвалидом. Вот, сейчас...

Взлет! Тяжело и медленно бражник полетел над дорогой. Я устремился за ним, вначале пошел, потом побежал. В его полете происходили явные изменения. Я видел, что крылья начинают описывать все более широкую дугу. Наконец бражник "включил форсаж". Скорость возросла неимоверно. Он пулей исчез из поля моего зрения, летя по широкой дуге. Ушел в темноту. Но это было еще не все. Когда я пошел к скамейке, чтобы доложить об успешном окончании наблюдения, бражник появился снова. Очевидно, он развернулся в конце аллеи и решил с воздуха осмотреть свои родные кусты олеандра, где он провел в виде гусеницы почти полгода, а потом еще сколько-то времени в виде куколки. Он со скоростью пули, почти бесшумно, пролетел над нашими головами, остановился над кустами олеандра, мгновенно зависнув в воздухе, сделал еще один круг и унесся — теперь уже навсегда.

Я никогда больше не видел живого олеандрового бражника.

Gene